Майлз повел меня к танцполу, но нас постоянно останавливали люди, желавшие представиться. Некоторые были просто обычными пассажирами, которые узнали его из статей, связанных с его семьей, другие были журналистами, которые хотели договориться о времени интервью. Джоан пришла к нам на помощь, делая все возможное, чтобы увести от нас людей, беря под свой контроль его общественный календарь.
Я и забыла, каково это – выходить в свет с Майлзом. Это никогда не было простым ужином или тихой вечеринкой в кругу друзей. Это всегда было пиаром и делом по связям с общественностью – игра, в которой мы должны были быть идеальными игроками или сожалеть об этом утром. Это был настоящий стресс. Но, опять же, ощущение его руки на моей пояснице было очень даже приятным. А когда он заключил меня в объятья, знакомый аромат древесины и специй вынудил меня пожелать глубоко вдохнуть его.
– Как долго мы должны здесь пробыть?
– Не терпится остаться со мной наедине? – спросил он с легкой искоркой в глазах.
– Нет. Просто устала от этой херни.
Он прикоснулся пальцем к моим губам:
– Какой ротик у тебя стал.
– Да. Ну, такой эффект ты оказываешь на людей.
– Уверен, я в той же мере затронул тебя и другими способами.
– Не слишком ли ты большого мнения о себе?
– Будь честна, – мягко сказал он, глядя мне в глаза, – ты скучала по мне.
– Я скучала по мужчине, которым, думала, ты был. Но я явно ошибалась, разве не так?
– Не будь так уверена.
Он привлек меня ближе к себе, так близко, что между нами совсем не осталось свободного пространства. После чего поцеловал меня – его губы едва коснулись моих, прежде чем он прихватил зубами мою нижнюю губу. Это напомнило мне ту ночь на гала-приеме – ночь, когда он сказал, что мои губы принадлежат ему. Тогда я впервые действительно поверила, что у нас может быть шанс, что он на самом деле видит меня в роли кого-то более значимого, чем просто удобной девушки, по какой-то безумной потребности, появившейся в его жизни. В течение месяца я и правда думала, что он мужчина, которого я ждала всю свою жизнь. Мужчина, который появится и спасет меня от грустной сиротской жизни и заберет в безумное приключение, как делали все принцы во всех диснеевских сказках.
Но он очень ясно дал понять, что это не тот случай.
Я отвернулась, стараясь не обращать внимания на подступившие слезы. И кто бы знал, что так получится, что я повернусь как раз в нужный момент, чтобы заметить, как в помещение входит Клэр в сногсшибательном, сексуальном узком голубом кашемировом платье.
Какого черта она тут делала?
Майлз, казалось, не обращал внимания на окружающих, его рука медленно двигалась вдоль моего позвоночника. Чего не скажешь о Клэр. Она наблюдала с неприкрытой ревностью, написанной на ее идеальном лице.
– Что она здесь делает?
– Кто?
Я выпрямилась, вновь встречаясь глазами с Майлзом:
– Клэр.
Он взглянул в том направлении, которое я указала, чуть качнув головой, и его челюсть мгновенно напряглась, желваки заиграли.
– Я не знаю, – сказал он твердым низким голосом.
– Роберт тоже здесь?
– Я не знаю, – повторил он. – Не должен быть.
– Она здесь ради тебя?
Когда он посмотрел на меня, в его глазах было искреннее удивление:
– Что ты имеешь в виду?
Я пожала плечами:
– Довольно очевидно, что она все еще любит тебя.
Майлз хмыкнул:
– Она никогда не любила меня.
Я вновь посмотрела на Клэр поверх его плеча и увидела, как она схватила бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и одним глотком осушила его.
– Думаю, ты слегка заблуждаешься.
– Она вышла замуж за моего брата, Райли.
– Ты когда-нибудь задавался вопросом почему?
Он довольно горько рассмеялся:
– Потому что они трахались все время, пока мы с ней были вместе?
– И кто теперь сквернослов?
Он притянул меня к себе, зарываясь пальцами мне в волосы, слегка оттягивая мою голову назад:
– Мне плевать, что Клэр думает, или чувствует, или хочет. Все, о чем я могу сейчас думать – это как бы мне хотелось отвести тебя в нашу каюту и опробовать матрас на той невероятно большой кровати.
Его губы оказались на моих, прежде чем я смогла сообразить, что ответить или хотя бы перевести дыхание. Я почти непроизвольно вздохнула у его губ, приоткрывая их в момент, когда его язык попросил приглашения. Мое тело помнило его прикосновения, даже несмотря на то, что мое сердце отчаянно желало их забыть. Какое зрелище мы, должно быть, представляли для всех репортеров и прочих болтливых языков, наблюдавших за нами. Но в тот момент мне было действительно плевать. Мое тело брало вверх над логикой разума, и я ничего не могла поделать, чтобы это остановить.
Его рука медленно скользнула вверх по моей спине, а затем снова вниз, наслаждаясь изгибами, хорошо скрытыми шелковыми складками моего платья. Музыка сменилась, вокруг нас разнеслись тяжелые ритмы, но мы практически не двигались, потерявшись друг в друге так, как мне казалось, больше никогда не случится вновь. Как он все еще мог обладать этой властью надо мной? Как он мог обратить меня в лужицу всего лишь одним прикосновением? То, что он вытворял со мной, было так несправедливо. Моим единственным утешением было то, что я знала – у меня была аналогичная власть. Я ощущала ее в напряжении и жесткости его тела, в ускоряющейся частоте его вздохов и в отчаянии его поцелуя.
– Давай уйдем отсюда, – прошептал он мне на ухо.
Я кивнула, осознавая, какой дурой была. Он знал теперь, что мог использовать меня и вертеть мной по своей прихоти. Он знал, что достаточно ему поцеловать меня, и я становилась податливой в его руках. В тот день, когда собрала вещи и покинула его дом, я поклялась себе, что больше никогда не позволю другому человеку использовать меня, а после вышвырнуть, как сделал он. И поглядите только на меня: спешу позволить ему снова провернуть со мной такое. Я понимала, что погружаюсь во все это еще сильнее, чем в прошлый раз. Однако часть меня продолжала нашептывать: Во всяком случае у меня будет эта его часть. У меня будет воспоминание, согревающее во время множества холодных, одиноких ночей, ожидающих в будущем. Стоит принять то, что удается получить. Так мне всегда говорили тетушки. Это было тем, что я могла получить? Или просто я была глупой, слабой девчонкой?